Дмитрий Киселев: Украина стала трезвей
Гуру масс медиа собирает элиты двух стран.
Дмитрий Киселев хорошо известен украинскому зрителю. За шесть лет работы в эфире одного из украинских телеканалов он снискал реноме блестящего модератора и ведущего ток-шоу, осведомленного политического обозревателя и эрудированного собеседника. Он был первым из приглашенных московских телевизионщиков, которым удалось стать практически своим в украинском телеэфире. Уже после в нашем телепространстве появились и Савик Шустер, и однофамилец Дмитрия Константиновича — Евгений Киселев. Но в памяти украинской аудитории Дмитрий Киселев сохранится образцовым телеведущим, достойным представителем московской школы тележурналистики.
В профессиональном кругу в России Дмитрия Киселева знают и ценят не меньше. Вот уже больше двух лет он является заместителем генерального директора ВГТРК — холдинга, в составе которого главные российские теле- и радиоканалы: «Россия 1», «Россия 2», «Россия 24», телеканал «Культура», «Моя планета» и многие другие. Но, по словам самого Дмитрия, он часто вспоминает украинский период своей карьеры. В Киеве остались не только коллеги, но и друзья, среди которых немало известных украинских политиков, бизнесменов, представителей науки и искусства.
Именно им адресует Дмитрий Киселев свой новый, правда, уже не телевизионный проект. Члены неформального клуба «Сковорода» (такое название выбрано, чтобы отдать дать недооцененному таланту известного украинского философа) смогут не только общаться между собой, но и в неформальной обстановке познакомиться с гостями из России.
По словам самого Дмитрия Константиновича, неформальное общение поможет представителям украинской и российской сторон достичь понимания точек зрения друг друга там, где это не удается на других площадках. Об этом, а также о многом другом Дмитрий Киселев рассказал в эксклюзивном интервью «2000».
«Украинские и российские элиты могут умереть друг без друга»
— Дмитрий Константинович, давайте начнем с главного — с неформального клуба, который вы задумали. Зачем вам нужен этот проект?
— У меня есть внутренние причины для того, чтобы это сделать. Я работал шесть лет в Украине, с 2000-го по 2006-й, и у меня очень много связано с Киевом. У меня там много друзей и коллег. Вернувшись в Москву и временно работая на российском телевидении...
— Считаете, что вы здесь временно?
— Ничего постоянного в этой жизни нет. Григорий Сковорода тоже считал, что земная жизнь конечна, и нужно хорошо к концу подготовиться. Конечно, это временно. Но время, проведенное в Украине, оставило большой след в моей душе. Я очень скучаю. И вот подумал, что нужно сделать какой-то проект в Киеве. Делать телепроект напрямую не имею возможности, поскольку здесь связан обязательствами. Но какой-то личный — могу.
В качестве общественной инициативы я попытаюсь решить или, по крайней мере, продвинуться в решении такой проблемы, как абсолютная разобщенность элит. Элиты разобщены внутри Украины и внутри России по корпоративному признаку. Все работают только внутри своей корпорации и общаются только с коллегами. Очень мало людей знают лидеров в других сферах. Скажем, хирург не знает, кто и что сделал, условно говоря, в нефтяной промышленности, энергетике. А энергетики не знают, например, лидеров кино. Лидеры кино не знают дорожников, и т. д.
— А надо ли им это?
— Я считаю, что надо. Тогда они смогут решать общую задачу для своих стран. Смогут объединять усилия. Более того, вы можете причислять себя к элите только тогда, когда вы часть международной элиты. В эпоху глобализации они просто обязаны общаться с коллегами во всем мире, с наиболее успешными людьми. Как в Украине, так и в России получилось так: заработали денег, построили себе дома, обнесли себя высокими заборами, сидят внутри и думают: кто я? В результате даже не понятно, зачем они существуют. Для них большая проблема — смысл жизни. И конечно, то, что они делают для государства.
К сожалению, сейчас, на мой взгляд, сложились такие условия, когда единственная общественно-оправданная деятельность — это где-то каким-то способом «срубить» денег. Все остальное не имеет ценности. Если ты занимаешься наукой, то ты лох вообще. Если ты решил избрать для себя медицинскую карьеру, это странновато. То же происходит, если человек решил стать педагогом или учителем. А вот идти в шоу-бизнес — это круто, поскольку это предполагает зарабатывание денег. Странные у нас пропорции.
К сожалению, сейчас, на мой взгляд, сложились такие условия, когда единственная общественно оправданная деятельность — это где-то каким-то способом «срубить» денег. Все остальное не имеет ценности. Если ты занимаешься наукой, то ты лох вообще. Если ты решил избрать для себя медицинскую карьеру, это странновато. То же происходит, если человек решил стать педагогом или учителем. А вот идти в шоу-бизнес — это круто, поскольку это предполагает зарабатывание денег. Странные у нас пропорции.
— Полагаете, у российских политиков восприятие своих украинских коллег не совсем адекватное?
— Я считаю, что представление элит друг о друге — как в Украине, так и в России — смехотворны. Это при том, что мы часть одной общей культуры. Мне повезло, что моя профессия позволяет знать чуть ли не всех основных политиков в Украине и России. Могу сравнить, и, знаете, впечатления печальные.
Вот я и затеял такой киевский неформальный клуб, куда я смог бы привозить, например, членов российского правительства, администрации президента, ведущих бизнесменов. А также ученых, врачей, которые оказывают серьезное влияние на духовное состояние нации. Я бы хотел привезти в Киев из Москвы людей первого ряда. Буквально сделать стол-каре, ужин. И без прессы. Чтоб три часа украинские лидеры из различных сфер задавали вопросы тем, кто приедет из Москвы.
— Вы планируете широкий круг приглашенных?
— Буквально 20 человек. Если это будет 20 человек, оказывающих воздействие на жизнь Украины, я буду считать, что это много. Это закрытый клуб. Я сейчас не стану называть имена. В любом случае — министры, включая вице-премьеров, а также члены администрации президента, лидеры крупнейших украинских компаний. Как оказывается, эти люди не встречаются даже друг с другом. У них есть какие-то кланы. Это что-то восточное, хотя мы все любим говорить о европейской перспективе Украины. Но на самом деле общество украинское (и во многом российское) структурировано по восточному принципу. Это некие кланы, кружки. У них нет горизонтального общения. Они выстроены по вертикали, и они играют друг с другом на расстоянии. И собрать 20 человек из разных сфер в одной комнате... Оказывается, этого не было никогда. Никто этого раньше не делал. Такого опыта не было.
— Когда состоится первое заседание?
— Мы запланировали его на 14 октября. Там будет одно открытое мероприятие — пресс-конференция в «Интерфаксе», а потом мероприятие полузакрытого характера — обед с главными редакторами, но off records, без права цитирования. Я надеюсь, что там не будет майоров мельниченко, кто станет пленки распространять. Ведь если вы хотите записать человека, пойдите на пресс-конференцию. А формат — без прессы — задуман специально. Он практикуется везде в мире, в том числе в самых демократических странах. Он нужен для понимания, для искренности. Потому что люди не всегда готовы говорить публично, ведь есть поиск решения, нащупывание формулировок. Этот процесс очень интересен. А на пресс-конференции вы получаете финальные формулировки, результат. Если вы хотите поинтересоваться характером поиска решения и принять в этом участие, у вас есть такая возможность. Но тогда не надо использовать эту информацию против человека, который идет с вами на такой формат.
Мне кажется, форматы off records не должны быть направлены на человека, который готов открыться. Иначе это некорректно, нечестно. Таковы правила игры. Если вы согласны играть по этим правилам —приходите, если нет — лучше не приходить. Но если вы пришли как разведчик, как шпион, то тогда такой формат теряет смысл вообще. Тогда мы останемся разобщенными.
Скажем, члены правительств разных стран, в том числе и России, устраивают такие встречи для главных редакторов — с целью понимания. Там можно спрашивать все, что хотите: когда мы вместе обсуждаем, тогда мы участвуем в принятии решения. Вопросы, которые задаются, дают важную пищу для размышлений и принятия решения.
Мы договорились открыть наш клуб в Киеве встречей с Германом Грефом и Валерием Фадеевым. Считаю, что это выдающиеся люди России. Греф — бывший министр экономики, сейчас глава крупнейшего банка мира — Сбербанка России. Фадеев — член общественной палаты, главный редактор журнала «Эксперт», глава Института общественного проектирования, глава гильдии деловых журналистов России. Он очень яркий и умный человек.
Это люди первого интеллектуального ряда, и им тоже интересно послушать вопросы, которые им зададут украинские коллеги. Они согласились с большим интересом потому, что для них это важно.
Известно, что собакам элитных пород нужна помощь при скрещивании, иногда они сами не могут поднять ножку при вязке. Людям благородного духа порой тоже нужен кто-то, кто бы их представил. Это как в анекдоте, когда два англичанина умерли на острове, так и не познакомившись, потому что их некому было представить друг другу. Так украинские и российские элиты могут умереть друг без друга. А я считаю, что мы неполноценны друг без друга. Я хочу устранить эту неполноценность, и у меня есть такая возможность. У меня хорошая репутация и в Киеве, и в Москве. Люди мне доверяют. И ведь очень важно еще, кто представляет.
— Вы говорили о правилах игры. Смогут ли — согласно правилам этого закрытого клуба — стать его участниками представители украинской оппозиции?
— Тут такая штука... Например, Петя Порошенко — это оппозиция? Оппозиция — это кто? Украинская оппозиция — это смешно для меня по многим параметрам. Объясню почему. Сама украинская оппозиция иногда не знает, где она. Когда Юлия Владимировна Тимошенко была вице-премьером при Кучме и воевала против нее, у нее тогда спросили, как это понять. Потом, когда она уволилась и вернулась депутатом, сказала, что была «во внутренней оппозиции» в правительстве. Тогда Юлия Владимировна еще обиделась, потому что я в эфире назвал это операцией по восстановлению девственности. Возникает вопрос: Тимошенко возглавляла правительство или была «во внутренней оппозиции»?
Вот это украинская оппозиция. Это не оппозиция, как в Великобритании, которая действует в интересах страны. Часто украинская оппозиция действует по принципу «чем хуже, тем лучше».
У меня был в первоначальном списке приглашенных кумир молодежи Андрухович (Юрий Андрухович — украинский поэт, прозаик. — Авт). Но когда я почитал его интервью, где он говорит, что с удовольствием «дал бы при встрече в рожу Дмитрию Табачнику», то понял, что вряд ли буду приглашать Андруховича в клуб. Ведь если я захочу пригласить туда же Дмитрия Владимировича Табачника, то получится, что я приглашаю его для того, чтобы Андрухович «дал ему в рожу»? Я против создания таких ситуаций. Тут надо четко понимать, что мы хотим сделать.
Скандал? Я против скандалов. Украина тоже нахлебалась этих скандалов столько, что уже неинтересно. Если Катеринчук или Тимошенко придут в расчете на скандал, усматривая в этом так называемый пиар, мне это неинтересно. Я насмотрелся на людей, которые не несут ответственности за государство и общество. Это псевдоэлиты.
«Самые сложные мои эфиры связаны с отравлением Ющенко»
— Дмитрий, вот уже больше полугода в Украине новое руководство страны. Как вам кажется, что поменялось в стране за это время? Вы ведь наверняка часто бываете у нас в гостях...
— Нет, в Украине я бываю только в Крыму в отпуске. А вообще мне кажется, что Украина стала спокойней — меньше истерики. Украина стала трезвей, и люди вздохнули спокойно. Но другое дело, что неидеальные люди, неидеальная команда пришла к власти. Идеальной команды нет ни в одной стране — ни в России, ни в Швеции, ни в США. Характер команды связан с характером и уровнем политической культуры. В Украине она такая, как есть. Вот и все.
Если бы, скажем, Сахаров был выдвинут в президенты Швеции, и его бы избрали, он бы не справился. Потому что уровень его культуры не соответствовал уровню культуры Швеции.
Если бы сейчас во главе Чечни поставить не Рамзана Кадырова, а другого человека (например, правозащитницу Алеексееву), то в Чечне продолжалась бы война, и люди продолжали бы убивать друг друга. Потому что уровень политической культуры там другой, это другая цивилизационная история.
Американцы пришли со своей политической культурой в Ирак, и иракцы с тех пор не перестают убивать друг друга. Погибло уже около миллиона человек. И это при том, что Саддама Хусейна казнили под предлогом уничтожения нескольких тысяч курдов.
Так что уровень политической культуры предопределяет характер и уровень политической команды, ее лидера. Такие мы... В Европу нельзя вступить — Европой нужно стать. Это требуется понять. Мы сами, а не кто-то должны свои подъезды сделать чистыми. Когда станут чистыми подъезды — давайте говорить про Европу. Мы уже Европа, а если мы не Европа — это выглядит смехотворно и для европейцев, и для всех, кто хоть чуть-чуть понимает, что происходит.
— Какими были для вас те 6 лет, когда вы работали на ICTV?
Это были яркие годы. Я недавно был в Киеве, на десятилетии «Фактов» (ICTV), которые впервые вышли в эфир 17 сентября 2000 года. Я запускал этот проект — был главным редактором и ведущим. Потом пришла новость о том, что пропал Гонгадзе, и понеслось. Пленки Мельниченко, носили театрализованный гроб с Кучмой по Крещатику, сжигали его чучело. Уже тогда оппозиция начала разрушать институты государства. А потом пришла сама на руины этих институтов. Ющенко стал президентом тогда, когда институт президентства его же усилиями был просто разрушен, и президент не имел никакого авторитета. Он одержал пиррову победу...
Для меня это были яркие годы. Сейчас, спустя десять лет, можно сказать, что наша информационная линия была абсолютно честной и точной. Время это подтвердило.
— Вы помните свой самый сложный эфир в Украине?
— Наверное, это эфиры, связанные с темой отравления Ющенко. Тогда же он сделал заявления о том, что я повинен в смерти его мамы (мол, она смотрела мои передачи и умерла). Справедливости ради надо сказать, что его мама умерла за три недели до первого моего выхода в эфир по теме отравления. Это была чистая ложь со стороны президента.
— Вас это оскорбило?
— Не оскорбило, а удивило. Хотя тогда я уже стал осознавать, что ложь становилась в те времена рутинным инструментом политической жизни. Как ни странно, это было приемлемо для людей. Скажем так: Юля всех обманывала, но она все равно была популярна. При этом она допускает прямую ложь в эфире. Просто прямо лжет. Потом я нашел для себя объяснение. Это связано с политической культурой. Когда трех- или пятилетний ребенок вас обманывает, вы не можете его в этом упрекнуть. Ребенок фантазирует. Вот и инфантильность политиков — она меня не оскорбляет, не обижает. Удивляет, да.
— Кто из украинских политиков вызывает у вас сегодня наибольшее уважение, а кто — наоборот?
— Я бы не хотел называть имена. Я понимаю, как трудно быть политиком в Украине. Конечно, у вас есть очень образованные, грамотные и порядочные люди, которые составляют золотой фонд Украины. Для примера могу некоторых назвать. Скажем, Александр Лавринович. Когда он приезжал на джазовый фестиваль в Коктебель, я помню его слезы в аэропорту... Мы летели в Крым. В начале 2005 года. Я подошел к нему, а у него слезы на глазах от того, что произошло в стране. И это при том, что этому человеку не свойственны экзальтация, эгоцентризм или пиар так называемый. Лавринович — просто человек, который делает свое дело. Хотя он пришел во власть фактически из оппозиции. Но именно благодаря порядочности, с ним не связано ни одного скандала вообще.
Я могу сказать также, что выдающаяся личность — это Дмитрий Табачник. Таким человеком может гордиться любая европейская держава. Все остальное вокруг него — дорожная пыль просто-напросто.
Так что есть у вас люди хорошей европейской образованности. И, мне кажется, для Украины было бы расточительно не воспользоваться их потенциалом, их ресурсом.
«У нас с супругой официально многодетная семья»
— Вы с 2008 года на руководящем посту ВГТРК... По эфирам не скучаете?
— У меня есть одна воскресная радиопрограмма еженедельная на «Вести FM», которая называется «Горячая точка». Плюс я веду программу «Национальный интерес». Это субботнее часовое ток-шоу в прямом эфире. Конечно, я не в полную силу работаю в эфире, но я — заместитель директора ВГТРК, отвечаю за информацию, за общественно-политические, аналитические программы. ВГТРК — это крупнейший медиахолдинг в Европе.
Мы ежедневно делаем более 200 часов новостей. У нас около 90 местных отделений, и все производят «Вести». Мы вещаем на 54 языках внутри страны, в том числе — на украинском. Только в Дагестане мы выходим на 54 языках. Такого нет ни у Би-Би-Си, ни у немецких, ни у итальянских коллег... У нас есть круглосуточный информационный канал «Вести 24», новости для разных целевых аудиторий на «Россия 2», у нас есть федеральные новости на «Россия 1», есть «Вести РТР Планета», есть телеканал «Культура», и там тоже есть свои новости со спортивными и экономическими выпусками.
В экономике у нас работают совершенно блестящие корреспонденты, репортеры. Я считаю наших репортеров лучшими в мире, потому что таких репортажей, как наши делают, не делают ни на Би-би-си, ни на CNN. Например, зарубежная корсеть. Возьмите, например... Сергея Пашкова в Израиле. Даже не знаю, кто еще из спецкоров сопоставим с ним по знанию Израиля, который так бы спокойно спускался в проходы из Палестины в Египет и снимал бы все в Секторе Газа. А можно еще назвать наших специальных корреспондентов: Борис Соболев, Александр Аргаткин. Это профессионалы самого высокого уровня.
— Скажите несколько слов о семье...
— У нас с супругой официально многодетная семья. 4 апреля у меня родилась дочь Варвара. А у нее есть еще три старших брата. У меня прекрасная жена Маша. Это серьезный тыл. Старшему — Глебу — 23 года.
— А есть ли у вас какие-то хобби? Я видела, вы на работу на байке приехали...
— Это не хобби. Я просто езжу на работу на мотоцикле. Так значительно быстрее. Московские пробки — это немыслимая вещь. На мотоцикле ровно в три раза быстрее. Кроме того, признаюсь, делаю это с удовольствием.
«В 90-е годы у нас в России свобода слова была свободой выкрика. Прошло десять лет, и люди перестали получать от этого удовольствие»
— Дмитрий, объясните, почему на российском телевидении сегодня мало хороших дискуссионных студий. В Украине в отличие от России их напротив — очень много. Можно ли считать это определенным показателем свободы слова?
— У нас таких программ тоже достаточно. Например, Володя Соловьев ведет программу по четвергам «К барьеру!». Я веду ток-шоу в прямом эфире. Приходите. Такие же программы есть на НТВ, Рен-ТВ. Таких программ много. Например, 5 канал — вообще разговорный.
— Да, но эти программы общество обсуждает не так бурно, как это происходит в Украине...
— Я согласен, у этих программ невысокий рейтинг. В своем формате они были более востребованны лет 15 назад. Мы уже проехали это дело. Изменилось представление о характере журналистики, о ее качестве, представления, что такое свобода слова, и т. д. То есть в 90-е в России свобода слова была свободой выкрика. Можно было что-то прокричать, оскорбить президента и считалось, что это круто. Прошло десять лет, и люди перестали получать от этого удовольствие, потому что все это очень однообразно. Это все превратилось в некий информационный шум и никого не согревает. Ни уму, ни сердцу. Это не делает страну реально лучше.
— Хотите сказать, что Украина переживает сейчас то, что Россия уже «переварила»?
— Да, все это пройдет и останется в прошлом. Стояли уже на площади, и было «я не бачу ваших рук». Это прошло, а что дальше? Выяснилось, что всех просто обманули. Вот я общался с молодежью, спрашивал, чего вы туда ходили? Отвечают — прикольно, презервативы раздавали, кормили, концерты всякие... Но это все же не революция, потому что революция — это смена общественного формата. А то была постановка такая, общественное возбуждение, технично срежиссированное. Ну и что? У всех осталось горькое чувство похмелья. Основанное еще и на обмане: отравление — обман, пленки Мельниченко — обман. На годовщину смерти Гонгадзе (тогда я летел в Украину) в самолете прочитал в «2000», что к памятнику Гонгадзе не пришла ни оппозиция, ни власть. Гонгадзе перестал быть интересен. Трагичный случай с Гонгадзе был важен лишь как средство для общественных манипуляций. И это печально, потому что Георгий был реально убит.
— А что вы скажете на то, что большинство российских СМИ, по мнению многих, подконтрольны Кремлю?
— Я бы сказал таким людям, что они просто не читают российских газет. Потому что в Украине многим печатным СМИ все еще не хватает газетной культуры. В Украине, пожалуй, только «2000» — единственный пример квалифицированной журналистики. У других часто микроскопические тиражи и уровень журналистики совершенно другой. А эти бесконечные многочасовые — скучнейшие, на мой взгляд, передачи Савика (Савика Шустера. — Авт.). У нас есть круглосуточный канал «Россия 24». Сделайте новости — передадим все в прямом эфире, что хотите, то и говорите.
Какие есть основания говорить, что в России подконтрольная пресса! Да вы ее не читаете и не смотрите. У нас есть прекрасные сайты. Квалифицированные блоги. Мы вот недавно делали телемост Россия — Украина с «1+1», с Сашей Ткаченко. Так оказалось, что мы вышли в прямой эфир, а «1+1» вышел через час. Говорят, что ничего не вырезали. Да, но мы договаривались одновременно в прямом эфире! Это было весной — два телемоста Россия — Украина. И прямого телемоста в украинском эфире не было. Это что?
У нас в студии были Ксения Собчак, Виталий Третьяков — колумнист «Известий», декан факультета высшей школы телевидения и Александр Ципко, доктор философии. И вот Собчак говорит, что в Украине можно критиковать президента в прямом эфире, а у нас нельзя. Мы, мол, несвободные. На что Виталий Третьяков ей ответил: «У меня есть 19 прямых претензий к нашему президенту, и если мне ведущий сейчас позволит их озвучить, то я с удовольствием начну их излагать». Я сказал: «Нет, Виталий, вы это делайте в своей колонке». На что Ципко заметил, что только то и делает, что президента критикует. Вы, кстати, почитайте его статью «Есть вещи пострашнее русского бунта» в «Независимой газете».
Я так понимаю, что это вопрос внутренней свободы. Значит, Ципко более свободен внутренне, чем Собчак. Если вы хотите сказать, что президент дурак или идиот, наверно, это не будет опубликовано на страницах солидной газеты большими буквами. Период, когда Ельцин позволял публиковать на себя карикатуры, в которых президенту на голову помойное ведро надевают, мы прошли. Это не принято ни в одной стране мира. Сегодня вы можете критиковать, размышлять, но поливать помоями — это в другом обществе.
Да, есть такие сайты, радиостанции. Вот, скажем, «Эхо Москвы». После того как Грузия обстреляла спящий город из установок «Град» в начале военных действий, «Эхо» в эфире наших солдат называло вражескими силами. И это «Эхо Москвы»! Была там такая девушка в эфире. Такое не прошло бы ни в одной демократической стране мира. Даже с этической точки зрения это невозможно: они — часть России и не могут называть нашу армию вражеской.
«Украина — страна функционального двуязычия. Это ее богатство»
— В сентябре на каналах традиционно начался новый сезон. Есть ли у вас какие-то планы, телепроекты, связанные с Украиной?
— Ни к одной стране в мире такого интереса, как к Украине, у нас нет. У нас там есть сильное бюро, есть два корреспондента. Но каких-то специальных проектов, связанных с Украиной, нет. Можно делать телевизионные мосты. У нас ведь опыт в этом плане большой, да и интерес к Украине большой. То есть рейтинг внутренний был бы вдвое выше обычного.
— Помнится, в свое время канал Russia Today планировал выйти на украинский рынок. Но с этими планами как-то не сложилось. Может быть, есть смысл нечто подобное попробовать и ВГТРК?
— Знаете, мы вещаем на украинском языке. Например, в Белгородской области. Вообще на украинском языке мы делаем новости в трех регионах России. И в целом могу сказать, что я не вижу никакого смысла в чем-то другом. Потому что если мы вещаем на русском языке, то никакого языкового барьера нет. Это естественно. Тем более что в Украине реально нет проблемы понимания русского языка. Русский в Украине понятен большему количеству людей, чем украинский.
— Вы, кстати, научились понимать украинский за время работы в Киеве?
— Да. Я занимался украинским языком. Занимался украинской фонетикой. Я свободно читаю по-украински. Ведь в прямых эфирах были люди из разных регионов Украины. То есть у меня (в отличие от обычного москвича) нет языкового барьера. Я могу вести программы в прямом эфире со смешанным составом участников. С львовянином, с человеком из Полтавы, да с кем угодно, без разницы. Я могу поддерживать разговор, не попадая при этом в смешную ситуацию. Но говорить на украинском языке — я не ставил себе такую цель. Я ставил цель ликвидировать языковой барьер, что и сделал. Странным образом это не поддерживается националистически настроенными украинцами. Вот у меня первый иностранный язык норвежский. Я на норвежском десять лет вел программы у микрофона, когда на радио работал. Второй язык — шведский. Книжки с исландского переводил. Вообще я скандинавист. И вот если вы с норвежцем будете говорить по-исландски или по-норвежски, пускай и с неточностями, то вам помогут, это будут приветствовать. Если же я допущу какую-то неточность в украинском, мне скажут: ну что ж ты, москалик, взялся... То есть это не поощряется средой.
— Получается, проблемы русского языка в Украине нет: и говорят на русском, и понимают...
— Она все-таки существует. Количество русских школ постоянно сокращалось ведь. Вот, например, русскоязычный абитуриент не может поступить в киевский университет, сдав экзамены на русском. Это же абсурд. Это означает стрелять себе в ногу. Вы миллионы молодых людей лишаете карьеры, а страна лишает себя ресурса. Это очень не по-европейски. В Бельгии экзамены сдаются на фламандском или на французском. Так же и в Финляндии, где я работал. Вот вам настоящий европейский пример. Украина — страна функционального двуязычия. Это ее богатство, это культура Украины. Она многоязычна. Берегите это многоцветие культуры. Нельзя ее сводить только до украинской культуры. Это значило б себя обеднять.
